Тут такая история, Федор Михалыч. В нашей публике, даже и между учеными, Нынче многие стали крещеными. (Вам об этом, наверно, рассказывал Галич.)
Но гляжу я на них — и мне как-то неймется. Ибо вижу: глухие — по-прежнему глухи, И кто был каковым — таковым остается. И готово словцо: это все с голодухи.
Но не стану, не стану... Словцо хоть и верно, Да ведь только отчасти, по первым приметам. (Есть за нами такое, скажу откровенно,— Припечатать скорей и оставить на этом.)
А скорей всего, мне слишком хочется чуда: - Поступил? — Поступай по уставу отныне: Откажись от корысти, неправды и блуда, А первейший мой спрос — откажись от гордыни!
Даже хочется больше — вот честное слово! — Их — за фалды! наз-зад! оттянуть от купели! - Стой! Куда это вы? Как вы только посмели? Так вот, просто? Неправда! Ведь вы — не готовы!
Не готовы... готовы... ну вот, припечатал. (Есть за нами такое!) Пардон... ваши фалды... Это я неготовый... О том и кричал бы... Что не знаю, мол, кто там — Господь? либо Фатум?
Или нет ничего?.. Эх, да кабы, да если б! Но в крови, от младенческих дней (спокон века) Постижимость причин, Предсказуемость следствий, Объясненье всего—из ума человека.
Подбираемся к Богу давно и по-разному. Применили понятье Всемирного разума. Обозначили свойство: всезнанье вне времени. Обозначили место: в нуль-нуль измерении.
А с другого конца — по-другому стремятся: Там и блюдца гласят, и столы шевелятся. То — святому во снах голоса и пророчества. То — надежда на дух благовонный от старца Опочившего... Очень наглядности хочется!
Но как мертвая, стрелка стоит на нуле. Не скользит огонек по приборной шкале. И на вопль богохульства — ни звука в ответ. Информации нет. Ну а нет — значит, нет!
Вон какие миры шевелят наши стрелки! Электрон разобрали! Микроб под контролем! Все любовные страсти нашлись в яйцеклетке! А Исус — оказался мутант с биополем!
Человек — он, по Вашему слову, широк: Он объял и проник, превзошел и возмог! Он недаром старался — а как настрадался! И на все посягнул! И все ризы совлек! И на голом безбожье воздвиг государства!
Нет ЕГО — значит, можно и в раж! и в кураж! Сами боги себе: не стесняйся средствами, И слезинку-то детскую — тоже туда ж! Оправдаем потом колбасой и курями!
Вот как вышло-то, Федор Михалыч! Пошло вышло. Впрочем, Вы это, может быть, видите сами...
Бездуховно, бездушно. Почти безвоздушно. Бедный дух негодует, томится и мечется. И в восторге отчаянья духу мерещится: Белый венчик из роз... впереди... и надвьюжно...
Как? Опять? Это после такого-то века? После наших неслыханных невероятий? После массовой гибели прежних понятий Возвращаться к иллюзиям новозавета?!
Невозможно. С молитовкой? Пальцы сложа? Да и как их сложа-то: в двуперстье? в трехперстье? Я одно только чувствую: в теле – душа. Это вроде бы есть. Да бессмертие – есть ли?
Мне ль того не хотеть! Мне ль о том не мечтать! Скольких я проводил уже в землю сырую, Не успев на земле слова толком сказать! Ведь надеюсь еще! Неужели впустую?
Это старый вопрос. Это праздный вопрос. Потому что – вопрос. Ожиданье ответа. Если нам Хоть на миг Будет знак с того света, – Обессмыслится жизнь. И не нужен Христос.
1981
|