Ким Юлий

Закат разыгрался над морем,
Лаская тугую волну.
У правого борта принцесса
Стоит на открытом ветру.
И лоб её, чистый и гордый,
Огнём озарён золотым,
И взор её в жадном восторге
Никак не насытится им.

Так было бы, если бы сказка
В иные была времена.
А так-то моя героиня
У борта стоять не могла.
На катере в кубрике тесном
Лежала она наповал,
И каждый накат океана
Откатом её убивал.

А в той настоящей легенде
Она, как бывалый матрос,
Взлетает по узкому трапу,
Легонечко трогая трос.
Весь мир восхищают обводы
Стремительной яхты её,
И лучшие волки морские
Гордятся служить у неё.

А в нашей неправильной сказке
В закатном луче золотом
Качается катер казённый
И до смерти пьяный старпом.
Какая там, к чёрту, принцесса?
Несчастная дочь каторжан,
И папа её малахольный
Не Жан далеко не Вальжан.

И всё же – что значит порода! –
Измучена и бледна,
На леер с трудом опираясь,
На берег ступает она,
И дальше идёт по отливу
В болотных сапожках своих,
И к ним океан приникает
В закатных лучах золотых.

И принц к ней выходит навстречу.
Он счастлив. Он ждать изнемог.
Он мягко её опускает
На шёлковый тундровый мох.
Раскинув расслабленно руки
На этом роскошном ковре,
Глядит она в даль золотую
И чуть улыбается мне.

И странно, что это не странно,
Что всё это как-то по ней:
И тундра времён мезозоя,
И праздник закатных огней.
Устала принцесса, устала...
Дремотой туманится глаз.
Я тихо ей руку целую,
Где крохотный блещет алмаз.
И яхту её отпускаю
В те сказочные края,
Где было бы всё как надо,
Но не было бы меня.