Ваксман Леонид

             - 1 -

Как дым костра и копоть от свечи,
Когда про смерть сообщено заране,
Стихи - продукт неполного сгоранья,
А полное сгорание - в печи.

Живёшь, сгорая... Чуточку коптишь...
Но этого хватает, чтоб заполнить
Склады, богатств которых не запомнить,
Тем более никак не унести.

На плоскость, помещённую в огонь,
Стихи осядут. После стариком
Присмотришься - лишь мутные разводы.
Но пламя разгорается пока,
И не сулят ни голос, ни рука
Усталости стремительные всходы.

             - 2 -

Усталости стремительные всходы -
Как юные побеги на дубах.
И вот уже осколками свободы
Бездумно ковыряешься в зубах.

Гранит науки вязнет иногда,
Но зубы не чернеют от дыханья,
И пламя не оставит на стакане,
В него внесённом, больше ни следа.

Свернулась, точно молоко, вода.
И не обогащается руда.
И тихо шепчешь: Что поделать? Годы...
И как фотобумага, почернев
При свете дня, смиришь и страх, и гнев.
Закончились Крестовые походы.

             - 3 -

Закончились Крестовые походы.
И спишь, и задыхаешься во сне.
Вживленные в сознанье электроды
Рога напоминают при луне.

И дети спят, и чмокают во сне,
И в их дыханье расцветают розы,
И рифму небанальную "склерозы"
Ты гордо подбираешь в тишине.

Другое, позабытое дыханье...
Взамен - икота, кашель, чох, сморканье,
И мудрости слабеющей лучи.
Беспечно неуёмное страданье.
Беспечно? Неуёмное? Страданье?
Но бисер вышел, сколько ни мечи.

             - 4 -

А бисер вышел, сколько ни мечи.
...Но день был настоящий, не дождливый,
И рядом с домом торговали сливой,
Но бабушка купила алычи.
И в таз, не помню, медный иль латунный,
Прошпарив, накидала алычи,
И во дворе сложила кирпичи,
И развела огонь. А двор был шумный.
Я помню это смутно, как в тумане:
...в тазу варенье плавилось, шурша.
Его мешали палкой деревянной.
И мне недолго дали помешать...

На памяти - одна сквозная рана.
Но так и образуется душа.

             - 5 -

А где же образуется душа?
Неправда, что она даётся сразу!
Она как тело поддаётся сглазу,
Когда похвалят, преданно дыша.

Берущий вес, берёшь на душу грех!
Её не укрепляет тренировка!
Но если душу обвязать веревкой,
Душа прорвётся! Сквозь петлю, наверх!

Больная и пробитая душа,
Замотанное тело тормоша,
Кипит как магма в чайнике вулканьем,
И выплеснется, клапан сокруша,
И на лице, как штемпель или штамп -
Отверстие, прожжённое дыханьем!

             - 6 -

Отверстие оплавлено дыханьем,
И как бы чернотой обрамлено.
Дыханье, пенье - для него грешно,
И противопоказано лобзанье!

Но вот чернила стерты с губ и щёк.
Уже в чернилах пальцы и ладони.
Во сне младенец тянется к мадонне,
И ест и хнычет, и кричит: "Еще!"

Насытив событийностью строфу,
Откинуться на низкую софу,
Ревниво озирая мирозданье.
Экзамен сдан. Заброшен двор и сад.
Дыханию присвоен аттестат.
Лишь долетают сполохи сознанья.

             - 7 -

К нам долетают сполохи сознанья,
И в нашей непроглядной темноте
Родятся звуки, но уже не те.
Как видно на последнем издыханьи.

Какой уж там блаженный непокой!
Мы дружно опускаемся в тартары!
Стихи друг друга лупят как татары,
И падают с пробитою башкой.

Слова уже бесполы и фригидны!
Случается, случаются бесстыдно,
Коленца выдают и антраша!
Но вот уже и света-то не видно!
Сонет во сне ругается обидно.
И песня льётся тихо, не дыша.

             - 8 -

Вот песня. Льётся тихо. Не дыша.
Вот ей вторая песня сладко вторит.
Вот сотня зарифмованных историй -
На музыку ложащихся стишат.

Вот эскадрон обученных гитар,
Способных всё исполнить под аккорды!
Вот слушателей бешеные орды
(Ну как тут не задействовать татар?)

И песня в путь пускается впотьмах,
И от руки отшпиливает взмах,
И отделяет руку от уменья,
Умение отделит от души,
Но сколько эту душу не души -
Она не отделяется от пенья.

             - 9 -

Душа не отделяется от пенья,
И это признак, свойственный душе.
И даже если плохо на душе -
Она звучит в неистовом смятеньи.

Она, возможно, в этом не права.
...на лесопилке древность и рутина,
И маленькая, злая гильотина,
Кряхтя, деревья рубит на дрова.

Дрова - источник маленькой души.
Не оттого, что выросли в глуши,
А от того, что грех - самосожженье.
Но Ты пододвигаешься к огню.
Он выжигает стужу на корню.
Прошу Тебя, не оборви горенья!

             - 10 -

Прошу Тебя, не оборви горенья!
Ведь Твой огонь настоян на крови!
Брыкается, но глохнет вдохновенье,
И я прошу: огня не оборви!

Огонь ещё сияет средь ночи,
Прозрачен, худ, от страсти и лишений.
Но светит пробой вверх, как украшенье!
Не надо уважительных причин!

Какое слово звёздное star-енье!
И звёздам тоже свойственно горенье.
Искрит, рождая звёзды, береста.
Бумага умоляет о сожженьи.
Металл, старея, греется от тренья.
Обугливает краешек листа.

             - 11 -

И хоть обуглен краешек листа.
И край листа, обугленный, загнётся,
И пополам бумага перегнётся,
Стихи пытаясь вышвырнуть с листа.

Она уже, как прежде, не чиста!
И лик её не девственно расплывчат!
Не выдернуть цитату из кавычек!
И только с мясом тело снять с креста!

Душа бумаги - вечная вдова.
Бумажная душа её - мертва,
А до измены не хватает шага.
Но вечность не ведёт календаря,
И Ты поёшь, тому благодаря,
Пока душа смыкается с бумагой!

             - 12 -

Пока душа смыкается с бумагой,
Замкнув на миг все выходы души,
Замри на миг, постой в своей тиши,
И вслушайся как шелестишь бумагой,

Как зажигаешь спичку, от неё
Прикуриваешь, сглатываешь кашель,
Как зло отказываешься от капель
С египетским названьем "мумиё".

Закоротив все выходы души,
Ты с выводами всё же не спеши!
Кто знает сколько вытерпит бумага?
Она и не жива, и не мертва.
Пора ей за терпенье воздавать -
Ей свойственна какая-то отвага.

             - 13 -

Бумаге все же свойственна отвага,
А вот тебе насколько знаю - нет.
Ты переводишь множество бумаги,
Забыв, что это - бросовый сонет.

Ты с головой вмещаешься в конверт.
Так луг цветов вместит цветочный улей.
Тебя уже по краешкам загнули
И склеили, как будто Ты - конверт.

И в этом запечатанном конверте
Уже по-настоящему бессмертен -
Гербарию противна суета.
Несёшь свой груз, сухой, ненастоящий,
И опускаешься (в почтовый ящик).
А дальше... Дальше? Дальше - пустота.

             - 14 -

Что дальше? Неужели - пустота?
Где нет уже ни пальчика, ни крови,
И слово скромно топчется на слове,
И, словно судну, некуда пристать?

И, словно старцу, не к кому пристать,
И нету горла, чтобы нож приставить,
И памяти, чтоб этот нож представить...
Вообрази, какая пустота!

В такой среде исключено горенье!
Здесь вообще редки соударенья,
И крик не слышен, сколько ни кричи!
И лишь в амбарной книге подсознанья -
Сухие лепестки-воспоминанья,
Где - дым костра и копоть от свечи.

             - 15 -

И дым костра и копоть от свечи -
Усталости стремительные всходы.
Закончились Крестовые походы,
А бисер вышел, сколько ни мечи.

Но там, где образуется душа,
В отверстие, оплавленном дыханьем,
Ещё мелькают сполохи сознанья,
И песня льётся тихо, не дыша.

Души не отделяющий от пенья!
Прошу тебя, не оборви горенья!
И хоть обуглен краешек листа,
Пока душа смыкается с бумагой,
Ей свойственна какая-то отвага,
А дальше... Дальше? Дальше - пустота!