Подростком я немало повидал обкраденных войной, увечных нищих. Я их жалел, но им не подавал: был убежден, что просят не на пищу.
Познавшие лишенья тех времен, мы верили, несытые мальчишки, что по заслугам каждый награжден и за столом у нас никто не лишний.
А это значит - нищих нет у нас: все дело в пьянстве, в пагубной привычке... Однако довелось мне как-то раз без мамы ехать в поздней электричке...
...В окошке за верстой летит верста. Передо мной стоит небритый дядя, а в рукаве у дяди - пустота, и пустота - бездонная - во взгляде.
И так неловко мне - хоть провались! Не замедляя хода, мчится поезд. Гляжу: прилип к стеклу опавший лист. А мне калека кланяется в пояс.
Я на него стараюсь не смотреть. Вот кто-то протянул ему монету. И у меня лежит в кармане медь, но верю я, что честных нищих нету.
Глаз не сводя с прилипшего листа, я замер, чтобы мелочью не звякать. А грудь мою сдавила пустота, и только не хватает мне заплакать...
Солдат безрукий кланялся и пел с привычной задушевностью, негромко, он пел: «Вот извлекут нас из обломков...» - пел словно бы с укором, пел словно бы с укором, нет - вовсе без укора - тем, кто цел.
Той песни в наших песенниках нет. «Мотив ее запет, слова расхожи» - так мне внушал знаток-музыковед, поборник дискотек для молодежи.
Не в силах я забыть, как пел солдат. - минувшее со мною сводит счеты: как раны незажившие, болят в моей душе бездонные пустоты...
Давно пора бы вроде сбросить с плеч душевный груз, неясный для потомков. А я скорблю о том, что не извлечь того солдата нам из-под обломков.
И памяти о нем не истребят моей судьбы любые перемены. От имени ребят поры военной: «Прости, - я говорю, прости, - я говорю, - прости, - я говорю, - прости, солдат».
Март 1985
|