Волков Михаил

Поют певцы, истят истцы, строчат предатели преданья.
Страдают все кому не лень, и, право, больно за народ,
который пересохшим ртом припал к источнику познанья,
не замечая, что источник пересох сильней, чем рот.

Рабы в своем погрязли рабстве, господа – в своем господстве.
Их всех, похоже, не волнует положение луны
и крик совы, что означать бы мог приказ взойти на подступ,
идти на приступ – будь предчуствия достаточно сильны.

Знаменья лгут. Их толкованья столь нелепы, сколь опасны.
Забыть о них? Закрыть ворота городские на засов?
Но города берутся приступом, порою даже – астмы.
На разграбление три дня. А дальше – вечность и песок.

Несовершенен род людской. Гончар устал уже, наверно,
был невнимателен в тот первый, в тот далекий день шестой
и предвкушал законный отдых от трудов своих безмерных,
когда в пропорции неверной глину смешивал с водой.

А я сижу который год в таком большом уютном кресле
и наблюдаю ваш бардак в свою подзорную трубу.
Еще немного посижу, потом, того гляди, воскресну
и вознесусь - в который раз? - в ответ на чью-нибудь мольбу.

Я воспарю, закрыв глаза, босой, с воздетыми руками,
под хор, поющий мне хвалу фальшиво и наперебой.
Глаза открою - никого. Лишь скорпион на черном камне
вкушает радость бытия, всецело занятый собой.