Небо - ах, ну до чего же чистое, И река сверкает вдалеке. Мы шагаем на собачью выставку - Рекс, а сзади я на поводке. Он лохматый, серо-буро-бежевый, В синем я вельвете до бровей. У него порода не прослежена, Я же благороднейших кровей.
Все кругом красивые и трезвые, Пиджаки заглажены в бортах, А людей здесь, как собак нерезаных, А собак вообще не сосчитать. Сенбернары - морды безразмерные - Из медалей целый воротник. Этакая тяжесть непомерная, Хоть бы планки сделали для них.
Колли выступают рядом с Колями, Восхищая плавностью манер. Что-то там обдумывает шкодное Ангельского вида фокстерьер. У стола хозяев штук пятнадцать И собак солидная толпа: Доберман, ротвеллер, ризеншнауцер - Будто на Архипова попал.
Надо попытаться, вдруг что выгорит, Вдруг мой Рекс возьмёт вон тот барьер, Или у него случайно выигрышный Экстерьер, а может, интерьер. Тут к столу сердито подзывает нас Деловитый завитой шатен: "Ваша как порода называется?" - "Этот самый... - говорю, - Гольфштейн".
У него глаза от злости белые - Сразу видно, что антисемит. "Я тебе такого штейна сделаю! Брысь отсюда оба!" - говорит. И пошли мы с горя в забегаловку, Взяли "Жигулёвского" с треской. Видно, даже в эту вот "брехаловку" Без мохнатой лапы - ни ногой.
Мы домой вернёмся тихой Преснею, Ласковый мой нежный пьяный зверь, Тявкнем пару раз на клетке лестничной, И хозяйка нам откроет дверь. Угостит тебя котлетой жареной И погладит нежно, а меня Спросит, сдвинув брови угрожающе: "А где ж тебя носило, кобеля?"
|