Клугер Даниэль

          Баллада о Клаусе Штёртебеккере
          из цикла "Разбойничья ночь"      

С волны свинцовой, тяжкой, срывает пену ветер.
Но буря не тревожит сегодня старый порт:
Вожак пиратов Клаус, известный Штёртебеккер,
С остатками команды взошел на эшафот.
Они стояли молча, собор таращил бельма.
Невозмутимы Клаус, и Тео, и Лукаю.
Держался Ганс за Йошку, а Михель за Вильгельма,
Поддерживала Вилли Альбрехтова рука.

Они стояли молча и даже улыбались,
И к площади зеваки текли со всех сторон,
Они стояли молча, их словно не касались
Ни смех, ни злая ругань, ни колокольный звон.
Поставив на колени их всех одновременно,
Палач зевал украдкой и лишь сигнала ждал.
Шептал молитву патер, судья смотрел надменно,
И стоя перед плахой, пират судье сказал:

"Есть у меня прошенье, уж ты прости за смелость!"
Судья ответил: "Что же - проси, я запишу.
Тебе, разбойник, все же пощады захотелось?"
Промолвил Штёртебеккер: "Не за себя прошу.
Друзья мне доверяли – и вот теперь попались,
И знаю: перед Богом мне отвечать за них.
Могли спастись, но вместе со мной они остались.
Меня казни, но все же помилуй остальных!"

И, глядя на пиратов коленопреклоненных,
Сказал судья, в камзоле небесной синевы:
"Помилую, коль встанешь и мимо осужденных
Пройдешь по эшафоту, лишившись головы!
Пройдешь парадным маршем, ведь ты же их начальник,
И я клянусь – ей-богу, твоих друзей прощу.
И помни, славный Клаус, товарищам печальник:
По одному за каждый твой шаг я отпущу!"

"Палач, – воскликнул Клаус, – на совесть постарайся,
Исполни справедливый суровый приговор!
А ты, судья почтенный, потом не отпирайся –
Меня не испугают ни плаха, ни топор!"
Топор сверкнул на солнце и тотчас опустился,
И голова слетела, порадовав бродяг,
Но Клаус безголовый внезапно распрямился,
И замер на мгновенье, и сделал первый шаг.

От зрелища такого зевак притихла свора,
Палач остолбеневший не мог поднять руки.
А Клаус безголовый дошел до Теодора,
До Михеля, Альбрехта, Вильгельма и Луки,
Прошел он мимо Ганса, прошел он мимо Йошки,
Шептал молитву патер, и дергалась свеча.
Но тут казненный рухнул на доски – от подножки,
Которую подставил подручный палача.

...Их, точно, не казнили, лишь правых рук лишили,
А после ослепили, – да и прогнали прочь.
И долго, долго, долго они еще бродили,
И я однажды встретил в Вальпургиеву ночь
Луку и Теодора, и Михеля, Вильгельма,
Альбрехта, Ганса, Йошку с сумою на груди.
На посохах сияют огни Святого Эльма,
И Клаус безголовый шагает впереди.