В тридцать девятом был отдан приказ – И начался поход. Солнце взорвалось будто фугас, Красным стал небосвод. Огненный дождь и свинцовый град, Воздух от гари сох. Вместе с другими шагал солдат По имени Эрвин Блох.
Был он однажды обласкан судьбой – В сорок втором году: Месячный отпуск в Берлин, домой – Поезд уж на ходу... Месяц прошел, и снова вагон, И – остановка в пути. Он на Варшавский вышел перрон – Пару шагов пройти.
Но сигарета погасла в руке Потяжелел закат. Там эшелон стоял в тупике И оцепленье солдат. Он оглянулся – а позади, Будто немой парад, С желтыми звездами на груди Плыли за рядом ряд.
Глядя в тетрадку, молитву читал В талесе и тфилин За остальными не поспевал Старый седой раввин. День почернел – несорванный плод, Съежился и усох. Молча смотрел на еврейский Исход Растерянный Эрвин Блох. Так он смотрел и в вагон не спешил, Все продолжал стоять. С ним поравнявшись, раввин уронил Выцветшую тетрадь. Он подобрал – и промолвил старик, Дав ему перелистать: "Переписал мне псалмы ученик, Жаль было бы потерять…"
И отчего-то добавил раввин, Был неподвижен взгляд: "Он из Варшавы уехал в Берлин, Лет двадцать пять назад. Слышал – в Берлине стал он отцом, Но взял его рано Бог. Был он похож с тобою лицом, А звался он – Хаим Блох..."
Поезд еврейский ушел в горизонт Именем "Освенцим". Блох на Восточный отправился фронт К старым друзьям своим. Слушал как пули протяжно поют, Тренькают меж берез, И вспоминал берлинский приют – В котором когда-то рос.
Чаще молчал и больше курил, И потемнел лицом. И наконец расчет получил Порохом и свинцом, Где, средь забытых Богом мест Желтеют трава и мох. В этой степи появился крест С табличкою: "Эрвин Блох".
Но перед смертью, в тяжелом бреду Видел он тот вокзал. "Стойте! – воскликнул. – Я с вами иду!" И за раввином встал. "В ад, вместе с вами, дорогу избрал, Не поверну назад!" Но ребе спросил: "А с чего ты взял, Что это – дорога в ад?"
|