Сморкались в крылья воробьи на парапете, Рыдал гобой, валторна плакала навзрыд; Всё было серо и безрадостно на свете - Свет не видал таких печальных панихид!
От слёз бородка у священника дрожала, И с неба капала солёная вода, А там, в гробу, надежда бледная лежала, Та, что не сбудется теперь уж никогда.
Она по жизни шла беспечною походкой, Белей, чем парус и наивней инженю... Увы! Реальность скоротечною чахоткой Её, болезную, сгубила на корню.
Она не мучалась. Печально сделав ручкой - Ну кто бы мог такой расклад предположить? - Она растаяла вдали весенней тучкой, И напоследок приказала долго жить.
Печален жребий срок мотающего вора, Но горше мой - не пожелаю никому! Меж нами не было такого уговора, Чтоб не украмши и не випимши - в тюрьму!
Я как сосуд без дна, я как алтарь без храма. Смешно мне слушать рассуждения невежд: "Ну что ты ноешь, мол? Подумаешь, мол, драма! Как будто мало на земле других надежд..."
Что мне другие? Ведь моя-то вышла стервой! Я так азарно всё проставил на неё, Она же, карты мне смешав, накрылась первой. Тогда, быть может, и всё прочее - враньё?
Ничуть пустыня в тишине не внемлет богу, И горы - вымысел, и раки не свистят, А я с улыбкой обнимаю безнадёгу, И лишь глаза порой предательски блестят...
|