Герштейн Лариса

Сабли раскалились, жженка - пламя лишь,
Ментики распахнуты гусарские,
У цыган в руках гитары плавились,
Пили за любовь и имя царское.
Был я оскорблен и дал пощечину,
Он, бледнея, время мне и место...
Этой пьяной ночью замороченный
Я простил в санях свою невесту.

Кровь в лицо, я снова трезв, как встарь,
И встаю, хватаясь за шпалеры.
Император запретил, но, милостивый государь,
Не пожалуете ли к барьеру?
Ваши секунданты, милостивый государь,
Не угодно ли пройти к барьеру?

Не стрелялись мы, но честь уронишь как?
Был я сослан на черкесскую границу.
Лишь потом узнал, что тот баронишка
Был любовником самой императрицы.
Я его найду, под дуло выставлю,
В лоб свинец, как я в туза и в тыщу их,
Хоть и жалко мне для труса выстрела,
Пулю дам как милостыню нищему.

Кровь в лицо, я снова трезв, как встарь,
И встаю, хватаясь за шпалеры.
Император запретил, но, милостивый государь,
Не пожалуете ли к барьеру,
Ваши секунданты, милостивый государь,
Не угодно ли пройти к барьеру?

Я его нашел, взял сатисфакцию,
Он по жребию был с первым пистолетом.
И он убил меня, и перед фактом я,
Но окровавлены и чисты эполеты.

Сабли раскалились, жженка - пламя лишь,
Ментики распахнуты гусарские,
У цыган в руках гитары плавились,
Пили за любовь и что-то царское.

Кровь в лицо, я снова трезв, как встарь,
И встаю, хватаясь за шпалеры.
Император запретил, но, милостивый государь,
Не пожалуете ли к барьеру?
Ваши секунданты, милостивый государь,
Не угодно ли пройти к барьеру?
1968-1969