Машкауцан Михаил

Скрипки восточный напев, одиночества приторный яд,
В сонном дыхании яхт, у богатых причалов,
но меня не обманет скрипач - ни кафе, ни костюм, ни
волна,
Чем твоя скрипка больна, понимаю и чувствую я,

Город, где тёмное море гонит портовую брань,
Злая, рыбацкая рань и каштановых скверов игра,
Луны ночных фонарей, тонкий локон на бледном виске,
Там, где в далёком, зелёном песке, сгнили доски
шаланды моей.

Я придумал всё то, что забыл,
то был город, где счастья нет,
Там тоской зарешеченный быт,
а каштаны.…Вот только каштаны!
Значит, что остаётся теперь?
Сладкий шёпот персидских кафе,
Брось это, струн корифей, даже скрипка не верит тебе.
Трели восточных пассажей, глушит весёлый прибой,
Хлещет из скрипки твоей, с переученной наспех судьбой.
Просто скрипка болеет, скрипач.
Просто время - не лечащий врач,
В ней этот город с улыбкой поёт "это жизнь, это скоро
пройдёт".

Я непременно вернусь, в этот город любви и утрат,
Буду бродить до утра, с легковерной блондинкой,
По несчётным ступеням сбежим, на солёный, щербатый
причал,
Где даже чайки за жизнь, как старухи на рынке кричат.

Будет несносное море, пениться в кружке пивной,
Будет качаться хмельной, этот город, придуманный мной,
В воду шаланду столкну. Белый парус над чёрной волной,
Там, где прощённый и проклятый вновь,
Этот город, придуманный мной.
Снова прощённый и проклятый вновь,
Этот город, придуманный мной.