Он читает газету и слушает РЭКУ. Время вечности вброд переходит, как реку. По утрам он спускается медленно в парк, где над влажными тропками стелется пар, а в траве, не смолкая, тревожатся птицы: воробьи, трясогузки, воронье да синицы, и он слушает их несмолкающий хор, будто впрямь понимает, о чем разговор.
Это солнце так было желанно когда-то, нынче лучшее время – лишь после заката, как и лучшее время той жизни, что прожил (но об этом писать, даже думать негоже: все, что в жизни случается, важно и ценно,и прожить надо все – до конца, постепенно, не как в школе учили: чтоб не было жаль, а душе чтоб открылись и время, и даль).
Он идет по тропинке... Как держится прямо! И живет точно так же он: стойко, упрямо, гордо, но без желанья обидеть другого: словом можно убить, может вылечить слово. И я долго гляжу ему вслед, забывая, что всю жизнь его вижу, а стало быть, знаю. Словно день этот новый – для нового взгляда, и мне снова узнать и понять его надо. |