Гагуа Дмитрий

Перед зеркалом в рост, в тяжёлой старинной раме,
ты стоишь поутру в халате на босу душу,
ничего не помня ≈ ни снов, ни смертельной раны.
Только боль со свистом всё рвётся себе наружу.
И сквозь толстое зеленоватое то стекло,
исподлобья, в кавалерийской седой шинели,
на тебя глядит какая-то там агьлО,
то ли вовсе ≈ чего уж пенять, так и есть - анелЕ.
Вот и длится мистерия, марево, пряный морок:
карнавал столетий, в амальгаме застыв, двоится.
По сравнению с ними твои неполные сорок
или что-то вроде того... не возраст, а так, крупица.
Дамы прошлых эпох с интересом обозревают
твой сегодняшний быт как подмостки любовной драмы;
Заслонившись от них острым локтем, едва живая
ты прошепчешь проклятье, а шёпот не затуманит
веницейскую гладь... Слишком призрачна и прозрачна
паутина сетей что, увы, сплетены не нами;
это - дымом белёсым сбывается сон вчерашний,
заклиная из глубины отраженными именами.
Только Анне и Титу узнать себя в этом странном
мире мёртвых времён, где летит не благою вестью
эхо комнатных войн - лёгкой конницей Чингисхана,
зазеркалье своё изнутри кисеёй завесив.
      
Перед зеркалом в рост, рассеяна и печальна,
ты небрежно сдуваешь с пуховки излишки пудры
Боль со свистом? Окстись, это просто вскипает чайник!
Громыхая дверьми, по подъезду несётся утро.