Ты помнишь детство: пароходы, Волна на Волге, дедов сад? Какие-то простые коды, Прописанные век назад, Сидят во мне – не извернуться, Не смыть, не сжечь, не удалить. И яблоки на темном блюдце, И втрое сложенная нить Ручья в овраге, и излука Дороги навсегда со мной, Как, скажем, оторопь от звука Советской песни жестяной, Как, скажем, снег в разводах сажи, Как, скажем, бьющее под дых Желанье утонуть в пейзаже – В лесах глухих, в полях пустых. И если б был я тих и светел И словеса попроще вил, Меня бы почвенник заметил, Благословил славянофил – За то, что не боюсь колдобин Родной земли, ее тщеты, За то, что ямб четырехстопен, За то, что рифмы так просты. Но почвенник взирает кисло – Он знает: грусть моя полна Роеньем переносных смыслов, Наличием второго дна. И правда, выйди я на Волгу, Вглядись в родные берега – Все неуютно, серо, волгло: Ветрами трачены стога, Сад детства сник и запаршивел, Завшивел, плевелом зарос – И то, что яблони в нем живы, Скорее временный курьез, Загажены речные воды, И – с прошлым веком заодно – На дно уходят пароходы. А после – на второе дно.
|