Светотень.
Я хотел рисовать на поверхности шара,
Как обычно, набрав из ведра паровозного пара.
Но, как было замечено, это по-прежнему рано.
Ничего: я дождусь оверштага, не то - оверсана.
Обязательно надо, чтоб свет получился поярче,
И не то чтоб, - просто, об этом просил меня мальчик:
Он держал у виска парабеллум под Спасскою башней,
И еще он просил, чтобы я поскорей это начал.
Я наметил ладонью - где небо, и дальше - ни с места,
Я хотел отыскать его, чтоб рисовать это вместе,
Но король государства Изъеденных Известью Лестниц
Приказал расстрелять его солнце, и жить стало не с кем.
Я искал государя, я был не похож на живого,
И для цареубийства и крови все было готово,
Но над городом красное солнце, и гимн уже новый,
И осколком от бомбы лишь ранило городового.
Я хотел рисовать - рисовать на поверхности куба.
Я же помнил и жест, и сухие от выстрелов губы,
Я все помнил, но память была обесцвечена грубо;
Только трубы дымят в ней теперь, только медные трубы.
Кроме дыма, позвольте заметить, я слышу две ноты.
Это ноты отбоя - октава - знакомо до рвоты.
Я еще ничего не решил, но вокруг - идиоты.
Я хочу рисовать. Уберите свои пулеметы.
Уберите. Я буду писать на поверхности неба.
Я и мальчик уже не желаем ни зрелищ, ни хлеба,
Он у горла с ножом, он у неба с гитарою белой.
Мы хотим рисовать. Уберите солдат, королева!
Уберите солдат! Мы хотим рисовать где попало!
Что нам снег, что кресты на иконах! Нам этого мало!
Боже мой, мы хотим рисовать - разве это так плохо?
Но уводят его. И народу, естественно, по ***.
Я уже не хочу рисовать, но постойте ж черти...
Почему все попытки дышать здесь кончаются смертью?
Только штемпель "СА" и дурацкий сургуч на конверте,
Только это, - это достаточно важно, поверьте...
* * *
Voile. Мефистофель смеется. Рисунок окончен.
Посмотрите внимательно: Вам не знаком этот почерк?
Это мальчик меня рисовал на поверхности точки,
Это точка. И с боку еще. Стало быть, многоточие.
Это мальчик меня рисовал. Это сделано ночью.
Это мальчик меня рисовал. И рисунок окончен.
Октябрь. 1993 г.
Новости
Чаты
88:88 
