Прости- прощай, холодная Европа. Я наконец у древних стен родной земли!... Четыре черненьких чумазых эфиопа Теперь навек соседи новые мои. Семья иранцев, индус с тайманцем И марокканец – просто чистый змей... И все евреи, вот это братство! Как мне сказал один ватик- азохэн вэй ...
Но небо синее, синее, синее. И море красное, красное, красное. А очи черные, а очи страстные. Пальмы да песок... Мы ехали на запад, попали на восток...
Пока иврит я постигал галопом. Пока весь день сдыхал на стройке от жары... Четыре черненьких чумазых эфиопа Чертили чем-то черным на моей двери С утра иранцы под крик и танцы В тени у дома жарили кебаб. А марокканец ругал тайманца. Меня с индусом и, конечно, русских баб. Но небо синее...
Я влез в долги, одни спагетти лопал. Но взял Тойоту,... ведь, ей-Богу, раз живем... Четыре черненьких чумазых эфиопа Ее в два счета расчертили всю гвоздем. Послали танцы к чертям иранцы И шины ей поджарили в шабат. А марокканец послал тайманца, В Бомбей к индусу, а меня кибенемат.
Но небо синее...
Вчера опять приснилась мне Европа И белый снег, ну а по снегу босиком Четыре черненьких чумазых эфиопа Угрюмо шли под красным знаменем гуськом. Им вслед иранцы с мангалом в ранце Лихой индус с тайманцем на слоне. И тьма замерзших марокканцев... А впереди Сусанин с шашкой на коне. И небо хмурое, хмурое, хмурое. А чаща страшная, страшная, страшная. А очи черные, а уши красные. Вьюга да буран... Шли они на юг, а вышли в Магадан...
Проснись, кричал мне друг. Вставай, пришел каблан. Но небо синее...
|