Светало. Дыма рыжий чуб Из заводских струился труб И был стальной гребенкой вьюг Зачесан с севера на юг.
Уже Гольдмейера рука Сжимала рюмку коньяка. И он навис над ней, как тать. Светало. Было чем светать.
Уже неистовый Борей, Свалившись вниз из эмпирей, Успел народ одеть, обуть И два фурункула надуть.
Вчера хвативший через край, Петрович двинулся в сарай, Где отыскал работы для Метлу, скребок и два рубля.
Лед, пересыпанный песком, Был сотней валенков иском. И три минуты напролет Гудок сшибал дремоту влет.
Гольдмейер вышел на балкон, Отвесил дворнику поклон, И из промерзшего мешка Достал язя и окунька.
Уже сновали там и сям Огни таксей по воздусям, И стрекотали в воздусях Шальные счетчики в таксях.
Петрович совладал с метлой И - в меру добрый, в меру злой - Пыхтя, как конь-тяжеловоз, Взбрыкнул для понту и... п-понес.
Уже рачительный свисток Свистал на запад и восток. И весь забрызганный слюной, Сержант смотрелся старшиной.
Гольдмейер радио включил, Вторично гланды промочил И прошептав: «Аз ох ун вэй!..», Язя обкушал до бровей.
Сбывая вести с молотка, Международник «Маяка», Обозревавший материк, Срывался с шепота на крик.
Петрович, буднично хрипат, Упрямо ставил снегу мат. И если кто-то проходил - До обобщений доходил.
Гольдмейер косточкой хрустел. Петрович мышцею потел. Петрович - вж-ж-ж-жик... Гольдмейер - хрус-с-с-сть... День начинался... Ну и пусть!..
1986 г.
|